Народная республика. Как Латвия стала чемпионом мира по депопуляции. Часть первая

Фото: Flickr - Самоуправление Риги

Сегодня в Латвии живет меньше людей, чем 120 лет назад. Smartlatvia.lv рассказывает краткую историю депопуляции нашего государства.

По оценкам историков в середине XIII века на территории нынешней Латвии проживали около 300 тыс. человек. Из-за войн, болезней, неурожаев население росло очень медленно – понадобилось триста лет, чтобы оно увеличилось на 100 тысяч, еще через 150 лет, в начале 1700-х, было 465 тыс жителей.

В 1897 году состоялась первая и единственная в истории Российской империи всеобщая перепись населения (до этого проводились менее всеохватные ревизии), и она показала, что на территории, которая более-менее соответствует нынешней Латвии, проживали 1,929 млн человек.

На начало же 2019 года население составляло 1,920 млн человек – немного меньше, чем в конце XIX столетия.

[easy_chart chart_id=’22505′]

За четверть века — четверть населения

Недавно появилось сообщение: по данным worldmeters. Info (а по сути по данным ООН) в 2018-м Латвия потеряла 0,98% населения и стала мировым чемпионом по этому показателю.

Насколько уникальна Латвия в этом отношении? По данным другой международной организации, Всемирного банка, с 1991-го по 2017-й включительно население сократилось всего в 19 странах. И все они за исключением Пуэрто-Рико — или бывшие республики СССР или страны Варшавского блока.

Вот они: Латвия (-26.7% населения), Литва (-23.6%), Грузия (-23.1%), Босния и Герцеговина (-19.7%), Болгария (-18%), Армения (-16.3%), Эстония (-15.7%), Румыния (-14.8%), Украина (-13.7%), Албания (-12%), Хорватия (-8.5%), Сербия (-7.5%), Белоруссия (-6.7%), Пуэрто-Рико (-6.3%), Венгрия (-5.7%), Молдавия (-4.1%), Косово (-3.5%), Россия (-2.7%), Польша (-0.7%).

Лучше, чем сейчас, но ничего особенного

В советское время естественный прирост населения в Латвии был, конечно, выше, чем сейчас. Но объективно он не был выдающимся ни на фоне остальной Европы, ни по меркам СССР, куда входили и чрезвычайно плодовитые среднеазиатские республики. И, как уже показывала smartlatvia.lv, уровень рождаемости (т.е. число родившихся в пересчете на 1 000 жителей) в советской Латвии долгое время падал, а смертности (число умерших на 1000 жителей) – наоборот, и в 1979-м естественный прирост достиг всего 1 на 1000 жителей. Основным же источником роста населения тогда была все-таки миграция, а не самостоятельные усилия советских латвийцев (с 1950-го по 1990-й въехавших было на 434 тыс больше, чем уехавших).

Да, в 1980-х за несколько лет быстро улучшилась и рождаемость, и естественный прирост, а население республики достигло небывалых 2,6 млн. Но и в абсолютных, и в относительных показателях тот подъем был ниже, чем в 1960-х – при том, что в перестроечные годы основными «действующими лицами» стали как раз дети послевоенного бэби-бума, к которым добавились прибывшие из других республик СССР.

Примерно то же самое происходило по всему Советскому Союзу за исключением, пожалуй, Таджикистана и Узбекистана (см. график). Не можете сразу найти Латвию? Она в самом низу.

  Еще лучше она видна в пяти республиках, наиболее близких к Латвии.  

Везде падение

И так было не только в СССР.

По данным ООН, с начала 1960-х по первую половину 1990-х число родившихся в пересчете на 1 000 жителей выросло только в 7 странах из примерно 200. А к середине 2010-х стран, где рождаемость с тех же 1960-х за полвека вырос, не осталось вообще.

Есть другой важный показатель – суммарный коэффициент плодовитости (грубо говоря, число детей на одну женщину в возрасте от 15 до 50 лет): за те же полвека с небольшим он вырос только  в Чаде и Конго.

Демографы рассчитали, что при невысокой смертности для простого замещения населения (т.е. сколько умерло, столько и родилось) этот коэффициент должен быть не ниже 2,1. И если в 1960-м выше этого критического уровня находились почти все страны мира, то сейчас — примерно половина. При этом Европа практически вся уже находится ниже коэффициента 2,1 ребенка на женщину. В Евросоюзе в 2017-м, по данным Eurostat, ближе всех к нему подобрались Франция (1,90) и Швеция (1,78), а в конце списка находятся Мальта (1,26), Испания (1,31), Кипр и Италия (по 1,32).

В среднем же по миру, по данным Всемирного банка, этот показатель  с 1960-х по 2016-й упал с 5,05 до 2,439.

Осторожно на переходе

Объяснений, почему рост населения замедлился в первую очередь именно в развитых странах, может быть много. Одно из них — теория демографического перехода. Если очень коротко, она заключается в том, что благодаря технологическому прогрессу человечество переходит от высокой рождаемости и высокой смертности к состоянию, когда численность населения поддерживается при низкой рождаемости – за счет снижения смертности.

Причем, сначала благодаря медицине, улучшенному питанию и др. снижается смертность. Рождаемость же какое-то время остается на прежнем уровне, и в это время население быстро растет — потому что больше детей доживает до взрослого возраста (раньше многие умирали в первый же год, да и выжившие не так уж часто встречали совершеннолетие), а взрослые до пожилого. Но потом снижается и рождаемость и система приходит к состоянию простого воспроизводства населения или даже убыли. В Европе этот процесс начался еще в конце XVIII века, в Азии и Африке намного позже, что во многом и объясняет невероятно быстрое увеличение числа людей на планете  в XX и XXI веках.

Ученые сейчас обсуждают второй и третий переходы, связанные с изменением роли семьи и с огромной разницей в демографической динамике в северных и южных странах.

Так или иначе, отмечают все опрошенные smartlatvia.lv демографы, в Латвии переход к относительно низкой рождаемости произошел не позднее середины XIX века.

Потом население сокращалось из-за двух мировых войн, увеличивалось в послевоенный период – в том числе за счет возвращения бежавших с территории жителей и приезжих из других советских республик. Но в целом тенденция была достаточно явной: более-менее «европейская» рождаемость, плодовитость и «европейская» же смертность.

И можно предположить, что с учетом перечисленных факторов так бы оно и шло все – с постепенно падающей рождаемостью, но в целом относительно стабильным населением, как это происходило и происходит в Северной Европе.  Но в 1991-м потрясение все-таки случилось: Латвия отделилась от СССР . И вместо плавного движения произошел обвал.

Шоковая терапия 1990-х

Не пытаясь оценить ни советский строй, ни нынешний, можно предположить, что основная причина испытанного тогда шока заключалась в скорости перехода от плановой экономики к рыночной на территории практически всего бывшего Советского Союза.

«Если бы Дэн (Сяопин, — прим Ред) решил просто отказаться от планов и перейти к рыночной системе в одночасье, вероятным результатом были бы схватка за собственность, обрушение финансового сектора […], массовая безработица и даже голод. Вполне возможно, ситуация бы быстро выправилась, а возможно – и нет. (В бывшем СССР в 1990-е годы подобная «шоковая терапия» привела к коллапсу экономики.)», — описывает Тим Харфорд в популярной книге «Экономист под прикрытием» эволюцию китайской экономики.

Вместо моментального перехода на рыночные рельсы Пекин проделал этот путь по более плавной траектории, для начала заморозив спускаемые из центра планы и позволив предприятиям делать с излишками своей продукции то, что они сами сочтут нужным. И привыкать к рыночным отношениям.

У нас же (не только в Латвии – во всем бывшем СССР) полноценного переходного периода, можно сказать, и вовсе не было.

Как констатирует Банк Латвии, ссылаясь на Центральное статистическое управление, в Отчете о развитии экономики с 1990 по 2004 год, уже в 1991-м реальный ВВП по сравнению с 1990-м упал примерно на 12%, затем – еще примерно на треть и еще на 11%.

На этот же период пришлась первая большая волна эмиграции в новейшей истории. В нее попали в основном советские военные с семьями, но за ними последовали и гражданские – например, работники советских заводов, чьи перспективы внезапно оказались весьма туманными. За несколько лет – с 1991-го по 1995-й – Латвию покинули 168,2 тыс. человек, въехали сюда 30,8 тыс, итого минус 137,3 тыс, включая тысячи детей.

Добавим к этому резкий рост преступности, стремительно меняющуюся систему ценностей (как ни крути, подавляющее большинство экономически активных латвийцев в 1990-е большую часть жизни провели при советском строе) — в общем, оставшиеся латвийцы довольно быстро и надолго пересмотрели свои планы относительно продолжения рода.

Чему, как отмечают исследователи, весьма поспособствовала и, скажем так, пассивная демографическая политика того времени: долгое время политики были уверены, что заведение потомства – дело семейное. В Национальной энциклопедии приводится пример: правительство в 1995-м поручило министерствам и самоуправлениям провести мероприятия для выправления демографической ситуации, но дополнительного финансирования для этого не нашло.

Если еще 1990-м в Латвии родились 14,2 ребенка на 1000 жителей, то уже в в 1994-м – 9,6, а в 1998-м – 7,6 младенцев на 1 000 жителей. Коэффициент плодовитости (тот, который по расчетам демографов должен быть не менее 2,1 для воспроизведения популяции) упал почти вдвое – с 2,02 в 1990-м до катастрофических 1,09 в 1998-м.

Население других постсоветских республик отреагировало на перемены 1990- примерно так же, как и мы – особенно в наиболее близких к нам Литве, Эстонии, России, Белоруссии и Украине.

В результате за 1990-е в Латвии родилось всего 253,1 тыс. детей – на 141 тыс. меньше по сравнению с предыдущим десятилетии и вообще это поколение стало на тот момент самым малочисленным с середины прошлого века.

Но даже если не оглядываться на демографические подвиги времен перестройки, на фоне которых первое десятилетие независимости выглядит совсем плохо (да и второе тоже), можно предположить, что из-за ужасающе низкой рождаемости (в конце 1990-х – последнее место в мире) в Латвии в тот переходный период родилось как минимум мере на 30 000 детей меньше, чем могло бы при более плавном переходе к тем условиям, которые для нас сегодня являются нормой.

Продолжение – в ближайшие дни.